господи ебучие сны с юльвадимовной возвращаются даже спустя годы
думаю о приливах, отливах и зависимостях

*

наверное стоит написать, что я всё еще жива, стараюсь не бывать ментально во всяких темных местах и перестала спать со всякими мудаками (потому что с мудачками - уже давно)

Подумалось тут внезапно (все равно сны пока снятся мутные, фанфики не пишутся и поговорить не с кем о фандомном) -

про Баки:
интересно, он злился из-за того, что прошел на войне и в плену всякую пиздецому? неужели у него не было каких-то претензий к Стиву, у которого теперь было всё, а у самого Баки - ничего.
просто мне кажется нельзя не испытывать чувство ревности и зависти, когда все теряешь. а еще чувство того, что ты этой войной и пленом откупился (правда непонятно за что), типа - выстрадал? значит заслужил.
и ты в итоге думаешь, что вроде как откупился впрок и войной и гидрой, а хорошего у тебя, по сути, как не было, так и нет.
хотя смотря что считать хорошим - может батрачить в Ваканде и изредка видеться со Стивом это предел мечтаний Барнса.
может он просто хороший не жадный парень, который выше головы не прыгает и берет то, что дают.

про Рамлоу:
относительно вопроса Грилло о сцене, где он смотрит, как ЗС стирают память - он сказал, что у него там странный взгляд, потому что это как раз тот момент, где Рамлоу задумывается а ту ли сторону он выбрал.
это на самом деле охуенная идея для фика, где может описываться сам Рамлоу и его жизнь, становление его как бойца отряда СТРАЙК, и что вот это зрелище его почти меняет, такая переходная грань, когда он решает для себя, что ну оно нахуй, он он честный наемник - закончит это дело и съебется куда-нибудь доживать свой век подальше от гидры. а потом кэп роняет на него дом, и у Рамлоу аж фляга начинает свистеть, так ему хочется отомстить ему за все свои порушенные мечты о спокойной жизни. он готов сам сдохнуть, но и кэпа положить, поэтому терпеливо дожидается когда сможет ходить и двигаться, когда к нему вернется его уровень боеготовности, устраивает эту заваруху в Лагосе. только и там все теряет, потому что походу такова его жизнь.
не везет ему ни в картах, ни в любви, ни в смерти.

а про Кэпа я не думаю.
мне о нем ничего не думается, потому что я от его фоток просто в ступор впадаю.

ничего не происходит - сны не снятся, истории не придумываются, ничего не заставляет меня испытывать хоть какие-то эмоции, кроме голода и злости.
ничто не заставляет меня захотеть хоть что-то.

Занимаюсь всем, чем угодно, лишь бы не дописывать фанфик.
Идеи исполняются с таким скрипом, что я почти рыдаю - "хочется удариться о клавиатуру несколько раз, чтобы история сама выскочила из головы вместе со словами". (с)

Пусть и тут висит недописанное
(как немой укор)

Стив/Баки
Волшебники!AU

2 616 слов
Стив так долго ходил по мокрой зеленой траве, мху и обломкам сучьев, что казалось, будто даже само движение, как суть, потеряло смысл.
После Леса Танцующих Деревьев все еще немного подташнивало - кружилась голова, невыносимо драло пересохшее горло. Он прислонился к потемневшей от дождя сосне, утер вспотевший лоб тыльной стороной ладони, и это заставило его поморщиться - от одежды и подмышек едко пахнуло немытым телом. Стив откинул голову назад и закрыл глаза. Кора приятно холодила разгоряченный затылок.
В Полуночном лесу было умиротворяюще тихо - непривычно, по сравнению с гулом королевского дворца. Лунный свет выкрашивал туман плотными белыми полосами, пробиваясь между деревьями.
- Надо продолжать.
Стив выдохнул это под нос, подбадривая самого себя - стоило идти, пока тело не налилось предательской усталостью от перекура. Он шагнул в преющую кучу листьев и сосновых иголок, под тяжелым ботинком хрустнула ветка. Этот звук прозвучал во влажной тишине словно выстрел, и, открыв глаза, Стив заметил тень, метнувшуюся между деревьями. Туман колыхнулся, будто разлитое молоко. Он осторожно потянулся всем телом вперед, застыв на полусогнутых ногах, достал из закрепленного за спиной сайдака лук и стрелу. Сердце колотилось в ушах и горле, тепло кипящей волной обожгло желудок.
Ему не показалось.
Выхваченный в тумане силуэт словно отпечатался на сетчатке - невысокая сутулая фигура в намотанном по самое горло тряпье и увенчанная кривыми, словно ветви деревьев, рогами, голова. Про Черного козла лесов ходило много слухов - правдивых и не очень. Кто-то говорил, что у него вместо головы пожелтевший от времени череп животного, что он ходит по воде горных озер так же, как иные ходят по земле; кто-то - что его лицо сплошь покрыто густой шерстью, что он ворует детей из колыбелей, чтобы продать их жителям Лории или принести в жертву братьям-близнецами Эмберу и Амберу. Стив был уверен, что эти слухи были распущены новыми королями и королевами, и были призваны удержать охочих до легкой наживы дураков как можно дальше от волшебства. Но лишь в одном с жителями Филлори он был единодушен: Черный козел являлся одним из семи магических животных, исполняющих желания. И это именно то, что было ему необходимо.
Стив опустился на колено, зачерпнул ладонью влажную землю и растер по лицу и одежде, чтобы перебить запах, поудобнее перехватил рукоять лука и стрелу, и осторожно направился с подветренной стороны. Казалось, что время тянулось нестерпимо медленно, против несущегося вскачь сердца. Слева, на расстоянии нескольких метров, начинался пологий склон, в излучине реки шумела вода. Стив услышал треск, и его тело загорелось азартом охоты - он выпрямился во весь рост и выстрелил наугад, в мутную от тумана темноту. Пущенная стрела запела, находя цель.
Не было слышно ни стона боли, ни всхрапа, ни шумного от треска поломанных сучьев суетливого топота убегающей жертвы, но Стив точно знал, что попал. Эти заговоренные лук и стрелы он купил у Бартона, живущего возле самой кромки леса - его семья уже несколько поколений славилась тем, что изготовляла оружие, бьющее без промаха.
Стив вприпрыжку пересек расстояние до обрыва и спустился к реке, бороздя каблуками сапогов влажную от дождя землю. Тот, кого он искал, сидел оперевшись спиной на поваленное полусгнившее дерево и зажимая ладонью левое плечо. Между пальцами торчало белое оперение стрелы.
- Я поймал тебя. - Стив остановился в нескольких шагах от него, нервно сжимая в кулаке рукоять лука. - Ты должен исполнить три моих желания.
- Заткнись. - Темная фигура поднялась на ноги неожиданно ловким слитным движением, словно солдат или охотник, и стиснула древко стрелы пальцами, ломая его со звучным хрустом. - Два желания, и катись отсюда нахер.
- Три. - Упрямо повторил Стив, находя взглядом чужие блестящие, словно стеклянные шарики, глаза. В рассеивающемся тумане Стиву показалось, что они блеснули светлым.
После недолгого молчания он услышал отрывистое:
- Хорошо.
Голос звучал приглушенно из-за черной маски, вроде собачьего намордника, прикрывавшего нос и губы. Стив разглядел над маской участок кожи - белой, словно кость. Он дернулся, когда ему под ноги бросили обломки стрелы - за какую-то долю секунды Черный козел оказался рядом со Стивом, на расстоянии не больше ладони, и Стив изумился: он был бывалым охотником, к нему было не так-то легко подкрасться даже такому дикому зверю.
Вблизи он оказался совсем не таким, как представлял себе Стив - он видел укутанное в тряпье тело воина, напряженное, как тетива лука; сильные руки и ноги, необходимые для бесконечного бега в лесу. У него были светлые равнодушные глаза, неожиданно ярко выделяющиеся на фоне выпачканной в саже и жире кожи и длинные волосы, беспокойно вьющиеся вокруг его головы, словно ореол змей или водорослей. Именно их Стив принял за рога, и именно они были тем, что, казалось бы, отличало могучее мифическое существо от обычного бродяги.
- Я не могу торчать тут с тобой целую вечность.
В его голосе слышалось раздражение - такое же человеческое как и в любом другом человеке, такое же, как и в кое-ком определенном, ради которого Стив и оказался здесь. Стив неотрывно смотрит в чужие глаза и просит:
- Оживи Баки.

***
Сколько Стив помнил себя - у него всегда был Баки. Джеймс Бьюкенен Барнс - темные волосы, темные глаза и темная улыбка, спрятанная в уголках губ - гроза любой приличной девушки в их поселке.
Они со Стивом были неразлучны словно боги-близнецы, которым приносили дары каждое лето - спелые фрукты и зерно, которые росло в Филлори круглый год, благодаря магии Источника. Стив знал, что Баки будет с ним всегда - когда они в детстве росли в домах по соседству, когда подростками охотились в ближних лесах, когда, будучи уже молодыми мужчинами, готовились к службе в королевской гвардии. Они были неразделимы, словно единое целое.
Стив рос тощим, словно щепка, неуклюжим, с большим будто прилепленным наспех длинным носом и неуёмным характером. Соседские мальчишки часто поколачивали его за упрямство, норов и язвительность, и Стив отвечал им тем же самым, набивая в драках синяки и ссадины. Баки был не в пример лучше - трудолюбивый и исполнительный, он работал подмастерьем у кузнеца, ковавшего заготовки для королевской кузницы, и из-за тяжелого физического труда он выглядел старше своего возраста, выносливее, полный того самого опасного очарования, из-за которого его не любили матери. Они словно были созданы друг для друга - там, где один из них обманчиво прогибался, второй стоял, как непрошибаемая стена.
Стив помнил летнее празднование, когда ему исполнилось семнадцать - костры на скошенных полянах, звуки скрипок и блестящие от вина глаза Баки. Они лежали в стогу, почти на границе с лесом, подальше от веселящейся и шумной толпы.
- Когда я стану королем, мы поженимся. - Баки придвинулся ближе к Стиву, касаясь своими согнутыми коленями его. Стив усмехнулся, продолжая поглаживать загрубевшими после работы пальцами его ладонь:
- Если только королем дураков, Барнс. Королями Филлори становятся только дети Земли.
Баки рывком приподнялся на локте и навис над Стивом, внимательно разглядывая его лицо в лунном свете. От возбуждения в желудке Стива скрутилось, кровь ударила сразу в пах и голову, он сглотнул пересохшим горлом:
- Баки, перестань.
Просьба вышла жалкой и подначивающей - Стив бы и сам себе не поверил, что уж говорить о Джеймсе.
- Роджерс, - Баки склонился еще ниже, потерся щекой о скулу Стива - щетина царапнула покрасневшую от прилива крови кожу. - Попробуй еще раз, только на этот раз поубедительнее.
Стив облизал пересохшие губы, и Баки тут впился в них взглядом, прижался бедрами к бедрам Стива, и тот почувствовал через ткань штанов, как крепко у него стоит. Стив перекатился на спину, позволяя Баки занять место между его раздвинутыми ногами, и приподнялся, пытаясь поймать Баки в поцелуй. Баки надавил ему на плечи, вжимая обратно в колкую траву и лизнул его рот - горячий и такой чувствительный, что это от этого кошачьего прикосновения внутри Стива что-то сломалось.
- Баки.
Стив выдохнул его имя словно просьбу, и услышал в ответ короткий отрывистый смешок, от которого все волоски на теле встали дыбом. Он почувствовал крепкие ладони на своих бедрах и как Баки вжимается в него теснее, толкаясь раз, другой, третий. Стив поднял дрожащие ладони и огладил его тело с нажимом - задницу, а потом спину, останавливаясь на плечах; потер шею и зарылся пальцами в отросшие на затылке волосы, сгребая их в кулак. Баки над ним коротко дернулся всем телом и задышал чаще, приподнимая голову в молчаливой просьбе продолжать. Стив подчинился, зачарованно глядя на то, как двигается кадык под кожей, когда Баки сглатывал, как блестит пот над верхней губой и лбу Баки. Он грубо двигал бедрами ему навстречу, сбиваясь и подхватывая ритм снова и снова, пока Баки не вжался в Стива всем телом, застонав низко-низко, совсем тихо.
Баки уткнулся лбом в висок Стива и тот слышал и чувствовал его быстрое прерывистое дыхание, как дрожали от напряжения его руки и плечи, когда Баки вытянулся рядом со Стивом и погладил ладонью по боку и впалому животу собственническим жестом. У Стива уже была заготовлена колкая фразочка, но слова застряли в горле, когда Баки нетерпеливо просунул ладонь в его штаны, и обхватил ладонью напряженный член и яйца. Распаленное тело двинулось само по себе - Стив раздвинул ноги шире, давая лучший доступ, пальцы сжались на чужом загривке.
- Святые близнецы, Роджерс. - Баки тихо рассмеялся Стиву в шею, и кожа тут же пошла мурашками. Стив пытался огрызнуться, но рот словно был набит осколками застрявших в горле слов, превращая их во что-то невнятное. - Я и не знал, что парни могут быть такими мокрыми. Течешь, как сучка Дуганов.
Стив даже и представить не мог, как Баки умудрялся говорить ему подобные грубости таким голосом - низким и игривым, полным какой-то особой нежности. Он представлял его рот - ухмылку, растянувшую пухлые четко очерченные покрасневшие и зацелованные губы, влажную белизну зубов. В горле пересохло, и Стив понял, что все это время он дышал открытым ртом, как собака. Это осознание стало последней каплей - он приоткрыл помутневшие глаза и повернулся, вгрызаясь в рот Баки как в спелое яблоко. Джеймс недовольно застонал и дернулся от боли, Стив продолжал удерживать его за загривок, зализывая прокушенную нижнюю губу. Баки всосал его язык, повернул кулак, двинул им еще несколько раз, и перед внутренним взором Стива всё вмиг выцвело до кипенно-белого.
Он пришел в себя прижатый спиной к груди Баки - тот мурлыкал под нос какую-то песенку, которая доносилась до них из деревни. Стив поморщился от звука визгливых скрипок и сипло промямлил:
- Дот меня убьет.
Баки за его спиной с наслаждением потянулся и зевнул:
- Не убьет. Не забывай, что у Верховного Короля могут быть и муж и жена.
Стив фыркнул один в один как тогда, раньше, до всего того, что случилось между ними, и развернулся к Баки, глядя в его сытое довольное лицо:
- У короля дураков никого не может быть, Барнс.
А потом Баки умер.

*

С того праздника, который запомнился Стиву горячим шёпотом и касаниями, от которых кружилась голова, проходит время, и каждый раз, когда Баки сжимал его в своих объятиях, Стив словно переставал быть собой. Руки, рот и тело жили своей жизнью, притираясь к крепкому телу, оставляя на спине Баки синяки и царапины, шепча только бесконечно «да» и «ещё». Они сохраняют это в тайне, но Дот все равно бросает Джеймса, отвешивая ему напоследок звонкую затрещину.

Тем же вечером они со Стивом встречаются вновь, и Стив впервые прижимает Баки к кровати, беря его грубо и жадно, оставляя на спине собственнические укусы. Баки дёргается под ним, всхлипывает и подаётся навстречу, а после привычно вытягивается рядом. Лунный свет озаряет его мокрую от пота спину.
— Ты стал сильнее, — говорит Баки и вытягивает руку, чтобы погладить его взъерошенный затылок.

Вспоминая это, Стив понимает, что не замечал этого вплоть до того момента, пока Баки не озвучил то вслух. Он не понимал, как это происходило, просто с каждым днём ему дышалось всё легче и мать несколько раз перешивала его старые рубашки, которые становились узкими в плечах.

— Это все мой волшебный член, —продолжает Джеймс, и Стив душит этого идиота подушкой, заглушая смех.

Через два года они с Баки становятся равными по силе, и это позволяет им поступить в Королевские войска.

Ещё одной вещью, которую Стив знал о Баки, являлось то, что он учился владеть магией.
В Филлори она была повсюду, и, благодаря Источнику, к ней относились как к чему-то совершенно естественному. Кто-то владел ею в большей степени, кто-то — как Баки, — в меньшей. Стиву магия была неинтересна, его больше увлекали самооборона и владение холодным оружием, которому их учили в гвардии. Баки же был открыт всему новому, и с упоением изучал рукописи и заклинания, пока Стив с непоколебимым упорством получал звания, становясь выше него по рангу.

— Баки, — Стив находит его в библиотеке — тот ещё даже не переоделся после своего караула. Стив смотрит на его лицо, озарённое светом ламп, и в груди тянет так, словно у него забирают Тень. Баки издаёт какой-то неопределённый звук, смесь вопросительной и недовольной интонации. — Рамлоу дал мне час свободного времени. Мы давно не были вместе.

Слышится звук перелистываемой страницы, и этот звук оказывается последней каплей в чаше терпения Стива. Ему хочется собственноручно уничтожить Источник, чтобы магии больше не существовало, и эта жажда оказывается такой сильной, что Стив задыхается. Тело снова начинает жить своей жизнью, как и раньше.

Стив приходит в себя от чужого стона, долгого и сладкого. Болезненного. Баки под ним вжат лицом в стол, в растянутом и вывернутом воротнике формы, на светлой коже виднеется красный след укуса.

— Капитан, да ты просто зверь! — Джеймс хрипло смеётся, потираясь бёдрами о напряжённый до боли член Роджерса, и весь его облик просто умоляет.

— Провоцировал меня? — Стив просунул ладонь и накрыл ширинку чужих штанов. Он сгреб в горсти столько, сколько смог обхватить; сквозь грубоватую ткань формы отчётливо чувствовалось, как у Баки стояло.

— Выучил новое заклинание, — Барнс уткнулся лбом в стол, и сам потянулся к застёжке штанов, оголяя ягодицы. — Уже не нужно... смазывать. Давай так.

— Хорошее заклинание, — одобрил Стив и погладил ладонью по спине, шее и затылку, дёрнув отросшие волосы так, что Баки заскулил, а после толкнулся в горячее и тугое, влажное, словно от смазки.

Когда они со Стивом были младше, Баки рассказывал ему истории о богах, со временем забытых в Филлори и феях. Он говорил о замке, который находился на том же месте, что и замок Королей и Королев — Детей Земли — но в другом измерении, и Стив слушал это словно детские сказки.

— Они исполняют желания шиворот-навыворот, — говорил Баки, пока они гуляли вдоль реки и оглядывались по сторонам в поисках Речника, прежде чем начать бросать камни в прозрачную воду. — И берут плату за выход. Что бы ты отдал, если бы феи забрали меня?

— Сдался ты им, — бормотал Роджерс тогда, закатывая глаза, а сейчас, спустя столько времени, понимал: сдался, конечно же сдался. Казалось, что Баки был нужен всем и каждому в этом проклятом королевстве — Стив чувствовал, как они отдаляются друг от друга, и одного желания Стива было слишком мало, чтобы удержать Барнса на месте, рядом с собой.

Это случается, когда Стив возвращается с пограничного поста, находящегося рядом с землями Лории. Он спешивается, похлопав коня по мощной шее, ступает на знакомые камни мостовой во внутреннем дворе замка, давно ставшем ему родным домом. Он понимает: что-то неладно, когда из скрытой в тени арки тяжёлых дворцовых ворот появляется Рамлоу. Стив видит на его лице тщательно замаскированную скорбь и растерянность.

— С прибытием, капитан. Вас ждут печальные вести.

Такие глубина и скорость изучения магии всегда были связаны с опасностью, и Стив понимал эту доктрину гораздо лучше Баки. Омут, в который Барнс бросился с головой, поглощал изнутри, словно негасимый огонь, неутолимая жажда, жадность ребенка, берущего у матери. И в этом омуте водились ужасные твари.

Рамлоу рассказал ему — коротко и сухо, — как Баки пытался найти вход в замок фей, а вместо этого призвал одного из древних богов. Таких древних, что о них уже не помнили ни Эмбер, ни Амбер. О которых они даже не знали. Они нашли его рядом с оружейной, хранившей помимо остро заточенных заговорённых мечей и луков магические свитки: бледное изломанное тело, вырванное из груди сердце и кровь — столько, что, казалось, не могло поместиться в одном человеке.

Трикстера они видят тут же — он не прячется, блестя жёлтыми глазами на фоне перемазанного кровью лица. Он улыбается, и белые зубы сверкают, словно вспышки молнии.

запись создана: 20.05.2017 в 22:50

У меня есть сон про черную комнату в черной квартире в черном городе.
Сквозь окно ярко светит полная луна, цветет сакура, сладко пахнет летней ночью. А мы лежим на полу в полосах этого лунного света голые и держимся за руки.
С улицы слышится смех - это ночные люди вышли на прогулку.
*
Мне снится бар.
Уютный семейный бар - вроде тех, что передаются из поколения в поколение. В залах свежо из-за открытых дверей, сумерки приятного сиреневого цвета.
Я стою на веранде и смотрю, как ты спускаешься в темноте ко мне по лестнице.
*
Мы в маленьком зеленом городе. Он абсолютно азиатский и не_азиатский одновременно.
Прошел дождь, и мы стоим под зонтом, а после идем вверх по омытому водой серому асфальту. Слышно музыку из кафе выше: оно словно врезано внутрь огромного дерева, покрытого лентами горящих гирлянд.
Очень миядзаковское дерево.
Ребенок смотрит на нас вниз с деревянного помоста, под его подошвами скрипит песок.
*
Или снег.
Мы едем на машине по снежной трассе. Машина красная, снег белый, даже синеватый; искрящийся, но не ослепляющий. Мы доезжаем до елей, растущих на горе, застреваем и буксуем.
Неподалеку от нас спуск расчерчен лыжными трассами.
Ты хочешь съехать по ним вниз, обратно - мне одновременно и весело и страшно.
*
Разводной мост, фонари, всё тихое и спокойное, город словно выключен, но я знаю, что в городе праздник - поэтому так тихо.
Уважение безмолвия, идущее из древности.
Город лиловый и темно-синий и черный, с желтыми точками на верхушке кованых фонарей; то ли глубокая ночь, то ли раннее утро.
Мост давно не работает - по всей его поверхности высажены цветы. Я пытаюсь дотянуться до его самой высокой части - пальцы в земле и мокрые от росы.
Ты ждешь меня где-то на другой стороне.
*
Аттракционы на краю обрыва, огромные цветочные лабиринты на рассвете, закусочные, штормовое небо;
и города, и дождь, и глубокий фиолетовый цвет;
и сухая красная пустыня за стенами города, и сочная зелень;
и небо, на котором звезды выстраиваются в алхимические круги, и космос, и парад планет, и сверхновые;
и дышащая живая темнота, сладкий запах, весна-лето-осень-зима-и-снова-весна - это всё ты.
Это твои руки я держу в своих, это тебя я целую, это тебя я теряю и нахожу, чтобы потерять снова, это я тебя жду на другой стороне всю свою жизнь (а ты ждешь меня).
Я так люблю тебя.
Не переставай мне сниться.
(даже если мы за всю мою жизнь ни разу не встретим друг друга)

Вот тут мы собирались на драббловойны по ЕХО.

Я начинаю, продолжение в комментах
Вся торжественность момента сходит на нет, когда он смотрит на лепнину потолка, и взгляд скользит дальше, к арке и виднеющимся сквозь нее огненным всполохам осеннего сада.
За окнами занимается рассвет - Чондэ чувствует его всем своим существом. Буря в его груди бушует сильнее всего мгновение, а потом утихомиривается, словно послушное животное.
- Бэкхён еще не вернулся? - Голос Чондэ гулко разносится под сводами Дома, и Чанель наслаждается его мягкими царственными нотами прежде чем ответить: Нет.
Чондэ гладит пальцами рассохшиеся деревянные стены и смотрит на восток - туда, где черное ночное небо расслаивается, прокрашиваясь тонкими полосками малинового.
- Пойдем спать. Солнце встает.
В этой короткой задумчивой фразе заключена вся любовь и гордость, которой Чондэ окутывал одного из своих детей - Бэкхёна; в этой фразе всё осознание и боль того, что Бэкхён не хочет быть таким, как они, таким, как он. В этой короткой фразе бесконечная надежда на то, что Бэкхён нашел выход, как с этим справиться.